Неумывакин И.П.

Простой тест по определению зашлакованности организма от Неумывакина И.П.: принять 1-2 столовые ложки свекольного сока (сок должен отстоятся 1,5-2 часа). Если после этого моча окрасится в бурачный цвет, это означает, что ваш кишечник и печень перестали выполнять свои детоксикационные функции и продукты распада - токсины - попадают в кровь, в почки, отравляя организм. Еще раз обращаем ваше внимание на состояние вашего желудочно-кишечного тракта. Его зашлакованность является основополагающей причиной возникновения практически всех заболеваний.

- Иван Павлович, я читал, что в октябре 1963 г. по инициативе выдающихся ученых - Сергея Королева и Мстислава Келдыша был создан Институт медико-биологических проблем (ИМБП). Стояла задача - создать систему медицинского обеспечения космических полетов. В научный центр пришли работать клиницисты и биологи, гигиенисты и токсикологи, физики и химики, конструкторы и инженеры, специалисты по экологии и охране труда - специалисты около сотни профессий... Был создан завод с опытно-конструкторским бюро. Расскажите подробнее, как все это происходило.

- Когда я пришел в космическую медицину, нас было не очень много, и каждому давали соответствующее направление. И мне выпала честь разрабатывать систему оказания медицинской помощи космонавтам в полёте. Хотя я в прошлом хирург, и имел опыт, тем не менее я попросил неделю на обдумывание, чтобы осмыслить и представить себе объем и проблемы предлагаемой работы. Мне было сказано: вы будете комплектовать только бортовые аптечки - и всё. Через неделю я пришёл и сказал, что если дело ограничится только комплектацией аптечек, то я этим заниматься не буду. Вы представляете, я был тогда еще майор медицинской службы, и меня за эти слова могли отправить, куда Макар телят не гонял... А что вы предлагаете, спрашивают. Я вытаскиваю схему и показываю. Учитывая, что уже было заявление официальных лиц на уровне государства, что в ближайшем будущем космос будет активно осваиваться и летать туда станут по профсоюзным путевкам, предлагаю следующее: из всех институтов Минздрава два-три человека подключить к этой проблеме. Например, институт Вишневского (хирургия): как предотвратить у космонавта аппендицит в полете. Как предотвратить, чтобы не было язв или заболевания глаз, как предотвратить любое заболевание стоматологическое. Для этого нужно издать приказ по Минздраву и на волне подъема страны, касающегося освоения космоса, нам пойдут навстречу. И что вы думаете? Через неделю мы были уже на приеме у Бориса Васильевича Петровского - министра здравоохранения. Он нас выслушал и дал указание подготовить такой приказ. Приказ был подготовлен, но я должен был объехать все профильные институты, проинформировать о предстоящей работе. От Минздрава эти работы курировал Бурназян, отвечающий за атомную промышленность и за космос. Он был очень осторожный человек и поэтому потребовал подписи руководителей этих институтов. И как это ни странно, я быстро собрал эти подписи и уже через месяц в нашем Институте медико-биологических проблем собралось около ста человек - ведущих специалистов всех основных направлений Минздрава. И когда Бурназян начал совещание, то сказал: «С этого момента рождается новая дисциплина - космическая медицина, и в этом большая заслуга И.П. Неумывакина».

- Иван Павлович, и с чего же вы начали строить эту космическую медицину?

- У меня возник вопрос о том, а что же такое здоровый человек. Оказывается, этого никто не знал, не изучал: ни тогда, ни сегодня никто этим не занимается. И нам необходимо было это выяснить.

- Из ваших рассказов я уже имею представление, что такое здоровый человек. Давайте я его изложу, а вы, если не так, поправите. Есть выражение: «Прочность всей цепи равна прочности самого слабого звена». И у человека может быть это слабое звено, и в экстремальных условиях оно может помешать космонавту выполнить задание или, хуже того, создать критическую ситуацию, угрожающую жизни.

- Мне поручили изучать состояние испытателей, которые подвергались всем воздействиям: парашютные прыжки, стратосфера, катапульта, барокамера, центрифуга, термобарокамеры, сурдокамеры... Нужно было изучать поведение людей в экстремальных условиях. Лыжники ползут на Северный полюс. Они получили программу, получили лекарства. Меня интересовало, чем они болели, чем лечились. Сенкевич на лодке плывет, международный экипаж, взаимоотношения, чем они болеют, какие применяют лекарства... Приезжает, отдает отчет. Лезут на Эверест альпинисты, идут люди через Каракумы - все это проходило через меня, ко мне стекалась вся информация. Я изучал пределы физиологических возможностей у людей в экстремальных условиях, и к чему все это приводит. Я все это анализировал, прогнозировал, какое состояние будет у космонавта в полёте. И уже на основании этих данных формировалась аптечка оказания медицинской помощи. Все эти исследования в конце концов вылились в докторскую диссертацию, которая называлась «Принципы, методы и средства оказания медицинской помощи космонавтам при полетах различной продолжительности, в том числе и на другие планеты».

- Космическая медицина делает все, чтобы космонавт в полете не заболел. Вы очень интересно рассказывали мне, как старались не допустить возникновения аппендицита у космонавтов. Повторите, пожалуйста.

- Расскажу про аппендицит. Институт Склифосовского выдал мне справку, что из 100 поступивших к ним больных, 80-82 человека попадает с аппендицитом. Представляете? Вот человек полетел в космос, а у него там аппендицит. Операцию делать нельзя, спускать нельзя - перегрузка, помрет. А что делать? Приезжаю к Александру Александровичу Вишневскому и говорю: «Что мне делать?» - «Операцию». - «Нельзя делать операцию. Что делать, чтобы у него не было аппендицита? Аппендикс есть, аппендицита чтобы не было». «Задайте вопрос полегче». «Это я вам задаю вопрос. Привлекайте терапевтов, эндокринологов, диетологов, кого угодно. Вот приказ, и вы должны мне ответить на этот вопрос». Он говорит: «Послушай, во время войны немцы вырезали аппендицит у пленных». «Ну и что?» Подняли архивы, раскопали. Оказывается, если у здорового человека вырезать аппендицит, начнется спаечный процесс. Люди иногда становились инвалидами. Опять обратились в институт Склифосовского, нашли материалы. Геологи, отправляясь в экспедицию в Сибирь, на Дальний Восток на полгода и больше, приходят и говорят: «У меня тут побаливает, посмотрите». Ставили диагноз «хронический аппендицит» и оперировали. Смотрели, а там ничего нет, но раз уже живот вскрыли, аппендикс вырезали. Потом становились инвалидами эти геологи. Собрали мы информацию о 15 таких случаях. Оказывается, половина из этих геологов уже не могли ходить в экспедиции.

Перед очередным полетом приезжаю в Звездный городок. Космонавты сидят. Я стал говорить о том, что мы делаем, как делаем, какие аптечки и что там, какие лекарства, и вдруг кто-то встает и говорит: «Послушайте, Иван Павлович, до нас дошли слухи, что вы собираетесь удалить у нас аппендикс, чтобы там не было этого аппендицита». Ничего не оставалось делать, как раскрыть им карты, почему я этим заинтересовался. Тишина. И вдруг один говорит: «А у вас аппендицит вообще был?» Я говорю: «Нет». Обрадовались, зашумели: «Иван Павлович, давайте, вы у себя вырезаете этот аппендикс, мы к вам будем приходить, приносить апельсины, яблоки и наблюдать. Если через полгода-год все будет нормально, мы вам сейчас даем расписки - вырезайте у нас этот аппендикс». Через 1-2 дня я приехал в институт, рассказываю директору, тот смеется: «Ну и что теперь будете делать?» Я говорю: «Вы знаете, я же не совсем дурак, не буду вырезать». И так вопрос был снят с повестки дня. Но вместе с тем мы разработали систему, которая позволяет с помощью питания избежать заболевания. Прошло уже больше 50 лет, ни у одного космонавта в полете этой проблемы не возникало.

- Младшенькая была желанным ребенком. А вот рождение старшей кому-то было не по нраву. Я имею в виду авиационную и космическую медицину. Сегодня они неразделимы как сиамские близнецы. А вот когда-то необходимость в авиационной медицине была под сомнением. Вот что я вычитал: «Спецмедицина для авиации. Когда со здоровыми летчиками стали происходить диагностические непонятки, то глава Авиации дальнего действия, линейный летчик Аэрофлота по профессии, Голованов задумал создать спецмедицину для них. Доктор-генерал, профессор, глава медицинской службы РККА - не соглашался ни под каким видом. Намертво. С вынесением спора на самый верх. В итоге по доказательной базе решение принимал лично Сталин. И принял положительное. И авиационная медицина появилась. Наряду с радиолокацией, зенитными ракетами, мирным и не очень атомом и прочая, и прочая...». К чему я это все веду? Вот вы пришли развивать космическую медицину и сразу к министру со своими предложениями. Получается: «Пришел Прокоп и закипел укроп». Откуда такой умный взялся? Да не поймут вас люди, если вы не скажете, что в космическую медицину вы пришли с огромным багажом. У вас за плечами целый десяток лет творческой работы в авиационной медицине. Вот и расскажите об этом.

- Взяли в армию, попал в авиацию. Там я должен был изучать поведение летчика, как он ведет себя в экстремальных условиях, особенности летного труда. И в 52-м году, это было на Дальнем Востоке, единственная пришла путевка в Москву на курсы авиационной медицины, на 7 месяцев. И в октябре 52-го года я попал в Москву на эти курсы. Все шли гулять или в театры, а я лез в подвал и там интересовался влиянием на человека барокамеры, высотного давления, малого количества кислорода, что же происходит в это время в организме. Преподаватели заметили, что я очень-очень стараюсь узнать как можно больше по своей специальности. Дали мне блестящую характеристику. И когда я приехал на Дальний Восток, то сразу же стал старшим врачом авиационной части.

За два года я стал лучшим врачом авиационных частей Дальнего Востока. В 59-м году стали производить отбор врачей в институт авиационной медицины, который в дальнейшем стал называться институтом авиационной и космической медицины. С Дальнего Востока были отправлены 14 человек-кандидатов. Я единственный из них, кто попал в этот институт. Видимо, учли мои характеристики - желание, стремление, как можно больше узнать. В 59-м году я был зачислен в этот институт в отдел летного труда. Я на самолетах испытывал аппаратуру, которая потом шла космонавтам, и одновременно я разрабатывал приборы, вернее, аппаратуру для съема физиологической информации космонавтов. Придумал сухой спирометр вместо водяного. В космической медицине ничто земное не шло. Прибор должен быть малогабаритный, эффективный, удобен и прост в использовании. Помимо аппаратуры я стал опять заниматься созданием системы для изучения внешнего дыхания, что я делал в 47-м году.

- Иван Павлович, свою беседу мы с вами начали с самого главного - труда, приносящего добро людям. Говорили о вашем трудолюбии, настойчивости, стремлении доводить дело до конечного результата... Но ведь характер человека закладывается в детстве. Давайте на минуточку заглянем туда.

- Отец всегда что-то по дому мастерил. Я с интересом наблюдал за его работой. Особенно нравилось, когда он так красиво, с одного удара загонял гвоздь в изделие. Так хотелось самому попробовать. Однажды отец купил пачку гвоздей. Вот я и решил загонять их с одного удара в твердокаменный придорожный грунт. Вечером отец спросил: «А где гвозди?». Пришлось признаться. Отец объяснил, что жизнь в селе - это довольно тяжелый труд: «Как поработаешь, так и полопаешь». А без гвоздей в крестьянском хозяйстве жить невозможно. «Завтра все гвозди вытащишь, вытрешь и положишь на место». Понял я тогда, что любая работа должна приносить пользу. По семейным обстоятельствам, когда мне было три года, мы переехали в киргизское село, где я начал в 6 лет ходить в школу. Вскоре выяснилось, что я не умею читать. Мать мне читает, а я запоминаю. Когда об этом узнал отец, он сказал: «Завтра едем на работу. Не хочешь учиться - надо работать». Я, конечно, обрадовался: не надо ведь в школу идти!.. Отец работал гробарем, т.е. возил щебень, песок. До обеда я ещё кое-что кое-как делал, а после обеда отец положил меня под дерево, где я проспал до вечера. Вернулись домой. Когда мать увидела мои ладони с мозолями, она устроила отцу выволочку. Отец ответил: «А что ты хочешь? Учиться не желает, так пусть работает». Утром разбудил меня и говорит: «Поехали на работу». На что я ответил: «Тату, я буду учиться. Даю слово!» Отец объяснил, что учеба - это не менее важная работа, чем все остальные. Если хочешь чего-то добиться, то только набравшись знаний. Такая трудовая закалка и воспитание родителей примерным отношением к труду и стали моим стержнем в жизни.

После окончания института я был призван в армию. Перед отъездом у меня состоялся долгий разговор с отцом о жизни. Он велся на смеси русского и украинского языков. Вот что он мне сказал: «Несмотря на то, что ты окончил институт, ты жизни еще не знаешь. Чтобы чего-то достичь - надо все время учиться. Если чего не знаешь - поспрошай разных людей. Одни скажут - иди туда, другие - иди сюда, а большинство укажет правильный путь». Я спрашиваю: а если мне надо что-то быстро сделать - тогда как? «А ты не торопись. Накапливай опыт и потом тебе не будет трудно принимать правильное решение. Любую работу, которую тебе будут поручать, ты делай как самую любимую, чтобы не было стыдно перед людьми за то, что тобой сделано. Уважай любой труд и тех, кто занят им. Если начал что-либо делать - доведи до конца. Ошибешься - в следующий раз поправишь. Отвечай за порученное дело. Не ловчи - рано или поздно все равно это вскроется. Просят - дай. Если не сможешь - объясни почему. Если тебя обманут - тому человеку обязательно аукнется, а тебе воздастся. Не в деньгах счастье. Если дал слово - сдержи его. Никогда не ставь себя выше других, чего бы ты не достиг, другие тоже считают себя не дурнее тебя».

- Иван Павлович, дальнейшая наша беседа будет сводиться в основном к тому, что же дала космическая медицина земной? Упреждая этот вопрос, хочу спросить: какова же судьба огромного множества ваших и вашего коллектива изобретений?

- Все, что использовалось в земной медицине, оказалось непригодным для использования в космосе. Почему? Во-первых, очень высокие требования по весу, объему, габаритам, недостаточная эффективность, сложность в использовании и многое другое. Мной получено около сотни авторских свидетельств на изобретения. Назову основные. А еще были коллективные разработки с моим участием. О них тоже следует упомянуть. Я участвовал в разработке физиологической аппаратуры для изучения показателей у космонавтов и передачи их по телеметрическим каналам на Землю. Метод дистанционного медицинского контроля, реализованный в космических полетах, нашел практическое применение в различных областях клинической медицины. В ряде клиник достаточно широко используются дистанционные методы регистрации некоторых физиологических показателей для контроля за состоянием больных в послеоперационном периоде, в реанимационных отделениях. В курортологии этот метод применяется для оценки состояния пациентов во время приема некоторых процедур. В спортивной медицине врач и тренер следят за сердечной деятельностью спортсмена непосредственно в процессе выполнения упражнений, во время бега и при плавании. Создается специальная аппаратура, в которой использованы принципы, заложенные в аппаратуре врачебного контроля за космонавтами. Используется в земных клиниках и разработанный для космической медицины метод сейсмо-кардиограммы для оценки сократительной функции сердечной мышцы.

Полет в космос - это не увеселительная прогулка, а напряженная физическая, психологическая и эмоциональная работа. Если на земле что-либо случится, то можно как-то нивелировать различного рода транквилизаторами, но в космосе этого делать нельзя из-за возможности побочных эффектов. Я занимался созданием фармакологических препаратов, венцом которых стало создание единственного в мире оригинального отечественного препарата дневного типа - ноотропного средства фенибута - аналога гамма-аминомасляной кислоты, который регулирует состояние нервной системы, независимо от характера стрессов, повышает работоспособность в любых условиях... Космонавты, выходя в открытый космос, принимали этот препарат, и потом говорили мне, что, когда перед ними открывалась бездна - им было все «до фени», как будто это была увеселительная прогулка по Невскому проспекту... Кстати, этот препарат был удостоен Государственной премии. Не сомневаюсь, что фенибут пригодился бы не только в космосе, но и на Земле в качестве дневного транквилизатора, не имеющего побочных эффектов, для снятия стрессов и лечения любых функциональных расстройств. Однако в дело вмешались межведомственные интересы, и на выпуск фенибута вскоре был наложен запрет. Правда, сейчас он появился в продаже.

В поисках оптимального варианта лечебных средств для космонавтов, я очень много внимания уделил поискам природосодержащих различных веществ. За всю свою деятельность, помимо того что я разрабатывал оздоровительную систему, я написал больше 40 книг, посвященных растениям. Что такое лук, что такое чеснок? Что такое зверобой, что такое подорожник? Что такое пустырник? Все, что есть под ногами и все, что есть на садовом участке или по дороге к нему. Что такое укроп? И в частности, облепиха. В горных районах Киргизии, где прошли мои детство и юность, этой облепихи море. Алтымышев, мой однокурсник, стал академиком, занимался растениями, фитотерапией. Я ему предложил на основе облепихи создать препарат. В течение трех-пяти лет мы разработали препарат, который стал называться «Гипкос». Этот препарат прошел все испытания и был включен в состав пищевого рациона космонавтов, как пищевая добавка в виде общеукрепляющего и тонизирующего средства. Одновременно я разрабатывал различные варианты портативных приборов для изучения функций внешнего дыхания в практике авиационной и космической медицины, чему и была посвящена моя кандидатская диссертация. Многие приборы, в частности портативный сухой спирометр, выпускались серийно.

А вот еще один показательный пример из моей космической практики. Сейчас у нас очень популярен препарат «Коэнзим Кью-10», предложенный американским изобретателем витаминных комплексов Лайнусом Полингом. Этот препарат обладает не только омолаживающим эффектом, но и способствует выработке дополнительной энергии, активизируя тем самым процессы жизнедеятельности организма. В его эффективности многие россияне уже успели убедиться. Однако вряд ли кому известно, что аналогичный препарат под названием «Цитохром-С» был создан в нашей стране намного раньше, в 70-х годах. Вместе с группой ученых из Ленинградского института переливания крови я принимал непосредственное участие в его разработке. В это время шла подготовка к совместному советско-американскому полету «Союз» - «Аполлон». За два месяца до полета в Фармкомитет была послана бумага о разрешении на разовое применение  «Цитохрома-С»  в  экстремальных условиях (клинические испытания он еще не прошел, но был испытан на достаточно большой группе добровольцев). Я предполагал, что он может пригодиться космонавту Леонову, у которого при физических нагрузках на электрокардиограмме  наблюдалось  небольшое снижение зубца Т, что свидетельствовало о незначительном нарушении кровоснабжения левого желудочка сердца. Мои предположения оправдались. Незадолго до старта стало известно, что на корабле вышла из строя телевизионная система. Корабль тем не менее стартовал. При подготовке к полету я Леонову сказал, что в аптечке будет препарат «Цитохром С», который устраняет это явление, если оно возникнет. После выхода на орбиту космонавту пришлось устранить неисправность и на фоне эмоционального психического и физического стресса зубец Т пополз вниз, что предвещало возможность возникновения инфаркта. «На уши» были поставлены все кардиологи. Никто ничем помочь не мог. И только «Цитохром  С»,  который  находился  в аптечке, спас ситуацию. После полета, как всегда при проверке всех систем, комиссия обратила внимание, что этот препарат без разрешения Фармкомитета был дан космонавту. Хотя я фактически предотвратил  возможную  катастрофу, долгое время решали, как меня наказать. А если бы с Леоновым что-то случилось, можно представить последствия моей инициативы.

В авиации и космонавтике известно, что в любой катастрофе виноваты два человека - врач и инженер. Во время полетов американских астронавтов один из них на Луне попал практически в аналогичную ситуацию, которую удалось снять имевшимися в аптечке средствами. Врач, который за это отвечал, в последующем стал руководителем американской медицины, одним из самых богатых людей страны. А у длительное время решался вопрос, наказать человека, который фактически предотвратил катастрофу в космическом полете.

Если же вернуться к «Цитохрому-С», после этого случая все работы по его усовершенствованию были прекращены. Хотя он мог бы прославить страну. Тем более что технология его получения из природных средств до изумления проста. Печально, что, по сложившейся традиции, мы вновь вынуждены довольствоваться хоть и хорошим, но чужим, заморским препаратом, поддерживая таким образом не отечественных, а зарубежных производителей.

В случае необходимости операции было разработано устройство, названное гнотобиологической камерой, которое позволяет делать операции практически в любых условиях. Но нельзя использовать наркотические средства. Выход и здесь был найден. Было создано устройство «Полана-01», обеспечивающее в сочетании с закисью азота возможность проводить оперативное вмешательство, кроме головы, практически без наркотических средств. Больных после операции не нужно было везти в реанимацию, а сразу помещать в обычную палату и вести до выписки. Однако главный реаниматор Бурназян в угоду сохранения службы реаниматоров в том виде, в котором она существовала и существует сейчас, запретил серийно производить эти приборы, хотя при испытании их он назвал этот метод медициной  будущего.  Для  оказания срочной медицинской помощи в условиях космического полета было создано устройство для наружной контрпульсации с кардиосинхронизированным комплексом. Испытание этого устройства в институте Склифосовского показало, что с его помощью можно спасать таких больных, которых официальная медицина спасти не может. И оно может заменить такие сложные операции с оперативным вмешательством, как шунтирование.

Во время посадки наиболее вероятно возникновение у космонавтов опасных для жизни ситуаций. Для чего я требовал выделить мне реаниматоров. После сложных перипетий этот вопрос решился на уровне министра. После чего мне выделили 12 реаниматоров. Благодаря моей настойчивости и тому, что Минздрав в этой ситуации оказался на высоте, мне была выделена большая сумма фонда заработной платы для создания собственных реанимационно-анестезиологической и инженерной службы бортового стационара. Реаниматоров я не только ввел в курс дела, но совместными усилиями была создана портативная реанимационная укладка, которая позволяла в любых условиях оказывать любой вид помощи сразу двум космонавтам.

Наработок было очень много. Может, перечисленных примеров достаточно, только хочу вот что сказать: за 50 с лишним лет существования космической эры, фактически не было ни одного случая заболевания в условиях космического полета. Единственный раз, в советское время, я был против посылки одного из космонавтов, но тогда не посчитались. Там сработали конъюнктурные соображения. От нас, медиков, это не зависело. А так - по состоянию здоровья ни одного срыва не было, чтобы в полете космонавт не выполнил ту программу, которую ему предстояло там делать.

Неумывакин о соде и перекиси водорода